Несколько недель назад ряд известных американских университетов и юридических фирм оказались в ситуации, напоминающей классическую дилемму заключенного, благодаря действиям бывшего президента США Дональда Трампа.

Его кампания возмездия против юридических фирм, представлявших или нанимавших его политических оппонентов, а также против университетов, которые проводили "прогрессивную" политику или якобы способствовали антисемитизму, вынуждала их делать неприятный выбор.

Те, кто капитулировал и пошел на сделку с Белым домом на раннем этапе, казалось, могли избежать худшего из гнева Трампа, но ценой потери своей независимости. Сопротивление президенту грозило еще более суровыми последствиями, особенно если другие институты хранили молчание.

Колумбийский университет пошел на соглашение с администрацией. Так же поступили и некоторые из крупнейших юридических фирм в стране. Однако недавние изменения показывают, что ситуация начала выглядеть совсем иначе.

В прошлом месяце Гарвард стал первым университетом, объявившим, что не будет подчиняться требованиям администрации, назвав их "незаконными". Другие университеты перешли от коллективного молчания к единому сопротивлению: "Мы говорим в один голос против беспрецедентного государственного вмешательства и политического давления, угрожающего сейчас американскому высшему образованию", - заявили в совместном обращении лидеры более 400 университетов.

Несколько крупных юридических фирм подали в суд, чтобы заблокировать исполнительные указы, направленные против них, и добились временных судебных запретов. Сотни других фирм присоединились к этой инициативе в поддержку. А недавно одна крупная компания отказалась от услуг юридической фирмы, которая пошла на сделку с Белым домом, и наняла одну из фирм-диссидентов для представления своих интересов в важном деле.

Прежняя динамика перестала действовать. Что же изменилось?

"Мы думали об этом как о дилемме заключенного, но ошибались", — отметил политолог Корнеллского университета Том Пепински.

Ненадежный "тюремщик"

В знаменитом мысленном эксперименте "дилемма заключенного" два игрока-"заключенных", не имея возможности общаться друг с другом, должны решить, сотрудничать ради общей выгоды или предать друг друга ради собственной. Если никто не признается в преступлении, оба выходят на свободу. Если один признается, он получает меньший срок, а другой — долгий. Если оба признаются, оба получают средние сроки.

Даже если сотрудничество (молчание вместо признания) приводит к наибольшим потенциальным выгодам, наиболее рациональное индивидуальное решение — принять предложение "тюремщика" и признаться.

Но важнейшее условие дилеммы заключенного — это доверие к "тюремщику". Есть явное обещание, что признание позволит избежать самого долгого срока.

Однако в реальном мире вместо вознаграждения тех, кто капитулировал рано, администрация Трампа оказывала на них еще большее давление.

Например, Колумбийский университет согласился на уступки, включающие введение нового надзора за своим отделением исследований Ближнего Востока и создание силы безопасности, уполномоченной проводить аресты. Но этого оказалось недостаточно, чтобы вернуть более 400 миллионов долларов грантов, отмененных администрацией, или предотвратить новые требования.

Юридические фирмы, которые думали, что избежали наказания, согласившись выполнять бесплатную работу по "безопасным" направлениям, обнаружили, что Трамп рассматривал их соглашения как карт-бланш на выполнение любых его указаний.

Согласно сообщениям, юридические фирмы обнаружили, что заключенные ими сделки "мало защитили их от его прихотей". Один эксперт Йельской школы права отметил, что "администрация, похоже, считает, что они подчинили эти фирмы своего рода крепостной зависимости".

Профессор политологии Колумбийского университета Элизабет Сондерс сравнила позицию администрации Трампа с известной фразой Дарта Вейдера из "Империи наносит ответный удар": "Я изменяю сделку. Молитесь, чтобы я не изменил ее еще больше".

"Капитуляция имеет свою историю, — сказала Сондерс, — и она некрасивая".

Игра ожиданий

История показывает, что когда меняется расчет рисков и выгод коллективных действий, последствия могут быть сейсмическими.

В известной академической работе "Now out of Never" политолог и экономист Тимур Куран задался вопросом, как революции 1989 года, свергнувшие коммунистические режимы в Восточной Европе, смогли застать врасплох почти всех, включая самих революционеров.

Ответ, по его мнению, в том, что революции стали результатом неожиданного поведения самих правительств. Их реакция на протестующих оказалась менее жесткой, чем ожидалось и боялись, что заставило людей пересмотреть издержки участия в оппозиции. И поскольку существовал большой скрытый резервуар недовольства статус-кво, восстания выросли очень быстро, когда люди перестали скрывать свои истинные чувства.

Аналогично, когда "сделка", предлагаемая в обмен на подчинение власти, значительно ухудшается, коллективные действия начинают выглядеть лучшим вариантом.

В Польше продемократическое движение и Католическая церковь заключили неявную сделку: церковь поддержит движение в обмен на то, что женщины откажутся от некоторых репродуктивных свобод, которые у них были при коммунизме. Но много лет спустя, когда пришло ультраправое правительство, оно изменило условия, отменив демократические завоевания и резко ужесточив ограничения на аборты до почти полного запрета.

В результате люди, которые когда-то с неохотой терпели правительство, вышли на улицы с протестами — крупнейшими демонстрациями в Польше после падения коммунизма.

Юристы на улицах

Некоторые юридические фирмы и университеты, похоже, за последние недели совершили аналогично быстрый сдвиг в своем расчете рисков и выгод.

1 мая около 1500 демонстрантов, многие из которых были юристами в деловых костюмах, протестовали у федерального суда Манхэттена в рамках "Национального дня действий юристов" — одной из примерно 50 подобных акций по всей стране.

Издержки сохранения молчания в надежде избежать гнева администрации также, возможно, росли. В "Now out of Never" Куран писал о личных издержках того, что он называет "фальсификацией предпочтений" — подавление того, во что человек искренне верит или чего хочет, из соображений личной выгоды или самосохранения.

"Подавление своих желаний влечет потерю личной автономии, жертву личной целостности", — писал он. "Таким образом, это порождает постоянный дискомфорт, тем больший, чем сильнее ложь".

Линн Паскерелла, президент Американской ассоциации колледжей и университетов, заявила, что наблюдала "растущий моральный дистресс" среди членов своей организации в последние месяцы. "Лидеры кампусов чувствуют, что их принуждают принимать решения, которые они считают неэтичными, но у них, по их ощущениям, нет выбора", — сказала она. "Во многих случаях этот моральный дистресс перерос в моральную травму, возникающую в результате постоянного разрушения морального компаса".

В то же время выгоды от оппозиции стали более очевидными.

"Бренд Гарварда никогда не был сильнее за 25 лет моей работы здесь, чем сейчас", — сказал Стивен Левицки, политолог Гарварда, соавтор статьи, призывавшей Гарвард и другие университеты публично защищать демократические свободы.

"Они боялись, что их бренд находится в таком затруднении, что если они выступят, Трамп политически выиграет битву", — добавил он. "Но произошло обратное".