ОДЕССКАЯ, ХЕРСОНСКАЯ, ЗАПОРОЖСКАЯ И ХАРЬКОВСКАЯ ОБЛАСТИ, Украина — Пронизывающим февральским утром слезы катятся по щекам Станиславы Лисовской, когда она склоняет голову над гробом мужа, прощаясь с ним в последний раз. Лисовская и небольшая группа друзей, родных и боевых товарищей наблюдают, как гроб ее мужа Андрея Рубана опускают в могилу на окраине Одессы. Неподалеку хоронят другого солдата, а вдалеке начинается еще одна похоронная процессия. В этом приморском городе постоянный поток тел с передовой линии войны находит свое последнее пристанище.

Командир Рубана, Олег (попросивший называть только его имя из соображений безопасности), говорит, что надеется на свободу Украины и окончание этой войны. Молодые люди, по его словам, «должны были растить здесь детей. Они должны были строить и восстанавливать эту страну. А теперь мы лишь умножаем могилы с ними».

Пока война в Украине идет четвертый год, люди по всей стране подводят итоги своих потерь. Зимой команда журналистов проехала по регионам, наиболее близким к боевым действиям, где люди говорили о надежде и утратах.

«Мы все отстроим. Только человеческие жизни не вернешь»

Диктовать дочери по памяти строки стихов со своей кровати — один из способов, которым 73-летняя Неонила Прыцык пытается вернуть часть того, что отняла у нее война.

Она и ее 49-летняя дочь Лариса Прыцык живут в крошечном временном жилье в Посад-Покровском, селе в Херсонской области, где она жила с 1984 года. Ее дом был сильно поврежден, как и почти все остальные в селе, так как находился на пути российских войск, наступавших на Николаев в марте 2022 года. «Та яма, что вы видели, это был наш дом. 120 квадратных метров. Очень красивый дом. Очень теплый», — вспоминает Неонила.

«Свадьбы, крестины, похороны», — продолжает она. Ее близкие похоронены на местном кладбище. «Я похоронила здесь мать. И мужа похоронила», — говорит она. «Здесь у нас было счастье и горе. Здесь были слезы. Я здесь пела… Я здесь писала свои стихи». Она потеряла все — вышитые реликвии от матери, кошек, о которых заботилась, и тетради со стихами, написанными за всю жизнь.

Теперь, когда случайная строка забытого стихотворения всплывает в ее памяти, она спешит записать ее. Дочь записывает их в новую тетрадь, а затем публикует в социальных сетях.

52-летняя Лариса Соколова, заместитель главы села, говорит, что не все готовы вернуться. «Многие люди все еще боятся и не уверены в исходе войны. Некоторые хотят дождаться окончательной победы, чтобы вернуться. У многих семьи, и они слышат эти взрывы, им страшно возвращаться».

Но для Неонилы, живущей на краю пустого участка земли, где недавно расчистили руины ее дома под строительство нового, этого пока достаточно: «Единственное, чего я сейчас желаю, — это чтобы я могла вернуть свой дом на своей земле и мирно умереть на своей земле».

По всему региону видны строительные проекты на разных стадиях. Некоторые здания залатали синим брезентом и свежим раствором, из земли появляются новые фундаменты, а по селу разбросано множество временных модулей.

В прифронтовых регионах разрушение зданий, домов, школ и коммерческих помещений — одна из главных издержек войны. По данным ООН, разрушено более 2 миллионов домов, что изменило ландшафт Украины.

В Посад-Покровском долгий и трудный процесс восстановления только начался, объясняет Соколова. Некоммерческие организации и государственные проекты занимаются всем: от новых водопроводных и газовых линий до восстановления детского сада. Некоторые проекты оказались более успешными, чем другие. Люди в селе обеспокоены будущим иностранной помощи и возможностью коррупции, которая может создать проблемы с финансированием. Но, несмотря на трудности, надежда есть.

Соседнее село, Зеленый Гай, также оказалось на пути российского наступления, но большая его часть уже восстановлена. 50-летняя Оксана Гнедко, глава села, говорит, что ей приходится напоминать людям не хвастаться своими успехами: «Когда наши люди едут на рынок торговать, я им говорю: „Перестаньте там хвастаться. Будьте тише. Не выпендривайтесь“», — смеется она.

Она говорит, что в Зеленом Гае 920 жителей, почти столько же, сколько до войны. Многие из 200 детей села возобновили учебу в новом здании. Старая школа была разрушена авиаударом, муж Гнедко, директор школы, погиб под завалами.

«Мы так упорно добивались этого учебного пространства здесь… И дети только 24 января этого года начали учиться очно. Теперь они учатся в две смены». Многие вернулись. «Мы все отстроим. Только человеческие жизни не вернешь».

«Возможно, я никогда не смогу вернуться»

Восстановление возможно только на территориях, освобожденных от российской оккупации. В других местах украинцы вернуться не могут. Россия сейчас оккупирует около 20% территории Украины, включая Крымский полуостров, захваченный в 2014 году. Надежды на возвращение этих территорий тают.

21-летняя Анастасия живет в Запорожье и регулярно разговаривает с матерью по телефону. Она использует только свое имя, потому что ее семья все еще находится на оккупированной территории, и она боится, что российские власти могут наказать их за ее работу по помощи перемещенным лицам. Ее брату было три года, когда она уехала из родного Херсона к своему парню в Запорожье в феврале 2022 года. Война началась, когда она была в отъезде, и теперь она не может вернуться.

«Надежда есть. Как мы говорим, надежда умирает последней», — говорит она. «Но если я думаю, что потенциально никогда не смогу вернуться... Конечно, это очень больно. Очень больно. Осознавать, что не увидишь свою маму…»

Анастасия не может сдержать слез. Она пропустила половину жизни своего брата.

В Запорожской области сейчас проживает более четверти миллиона внутренне перемещенных лиц — больше, чем в любом другом регионе Украины, по данным городского совета. Хотя некоторые могли бы уехать за границу или в другие, потенциально более безопасные, регионы Украины, многие говорят, что просто хотят быть поближе к дому. Даже если они не могут вернуться сейчас или когда-либо.

Галина Зайцева хотела оставаться в родной Новогродовке, в Донецкой области, как можно дольше. Но полгода назад ее квартиру поразила ракета, когда она ухаживала за подругой. Теперь ее дом оккупирован, и, по ее словам, возвращаться все равно некуда.

«Я бы с радостью вернулась, но сомневаюсь, что кто-то сможет это восстановить. У меня всегда есть эта надежда. Но город разрушен, разрушен», — говорит Зайцева.

С тех пор она живет в приюте в Запорожье, которым управляет некоммерческая организация ARTAK, помогающая эвакуированным. Она говорит, что больше никого из ее семьи в Украине не осталось. Они уехали в США, Нидерланды и Канаду. Она предпочла остаться.

«Я быстро адаптировалась к жизни [за границей]. Но тоска в душе была немыслимая».

В Запорожье, по ее словам, она чувствует себя больше дома. «Я знаю здесь каждый кирпичик. Я везде ходила, все читала, все смотрела. Я обожаю эти старинные дома, люблю гулять по этим улицам», — говорит Зайцева.

Зайцева рассказывает, что раньше у нее был сад перед домом в Новогродовке, полный цветов. Она с гордостью утверждает, что он был самым красивым в городе. Теперь она ухаживает за небольшими растениями на подоконнике в приюте ARTAK, не зная, что будет дальше.

«Это уже не будет та же мирная прогулка по лесу»

Во всех прифронтовых регионах ощущается чувство неопределенности. В Харьковской области, где люди всегда жили по соседству с Россией, некоторые фермеры говорят, что никогда не смогут вернуться к прежней жизни, какое бы соглашение ни было достигнуто для окончания войны.

72-летний Виктор Гордиенко и его 50-летний сын Константин Гордиенко стоят на заснеженной грунтовой дороге в Старом Салтове, менее чем в трех километрах от их семейной земли и фермы. Но они больше не могут работать на этой земле — там все еще идет война.

Константин говорит, что раньше это был их маленький кусочек Швейцарии, с сосновыми лесами с одной стороны, дубовыми — с другой, и небольшим прудом в долине. Он иногда приезжал туда просто отдохнуть и побыть в тишине.

«Вы не представляете, какие там виды. У нас пруд в долине. Поля повсюду. Почти нет людей. Тишина. Даже когда мы слишком много работали в городе, мы приезжали туда. Просто чтобы расслабиться», — вспоминает Константин.

Пшеница и подсолнухи, которые выращивал Виктор, окрашивали поля то в зеленый, то в золотой цвет. Теперь они могут посещать их лишь изредка, рискуя собой, так как земля находится на краю линии фронта.

Сельскохозяйственный сектор Украины потерял более 80 миллиардов долларов с начала полномасштабного вторжения России, по данным Киевской школы экономики.

64-летняя Любовь Злобина так и не смогла покинуть свою ферму в Малой Рогани Харьковской области. Злобина оставалась даже во время оккупации в 2022 году. Уехать означало бы верную гибель для сотен ее животных — коров, свиней, коз, кур, уток, собак и кошек.

Ей все равно не удалось спасти всех. Ее ферма сильно пострадала. Она вспоминает самый страшный день, 26 марта 2022 года, свой собственный день рождения.

Обстрел был сильным. Она с мужем и работниками пряталась в подвале. Когда им показалось, что худшее позади, они выбежали проверить животных. Свинарник горел. Животные кричали, сгорая заживо.

«Мы ничего не могли сделать. Огонь распространился мгновенно. Это было так страшно. Это был худший [день], когда здесь кричали телята, здесь кричали коровы. И я кричала вместе с ними».

Теперь она размещает выживших коров в двух оставшихся сараях. Животным зимой холодно, говорит она, потому что крыша продырявлена осколками, вода в поилке замерзает.

«Это 21-й год, как я владею этой фермой. Я никогда не видела [коров] в таком плохом состоянии. Посмотрите на них, им холодно. Они выглядят несчастными», — указывает Злобина. Ее поле, где она раньше выращивала зерно для их корма, заминировано. Она говорит, что подавала заявку на государственную помощь для корма, но ее пока не одобрили.

Земля Гордиенко, по их словам, повреждена — она загрязнена, не говоря уже о минах.

«Это уже не будет та же мирная прогулка по лесу. Это не будет та же свободная прогулка по полям. Зная, что там может что-то лежать, неразорвавшееся. Должны пройти годы. Но эта боль и те раны, которые были нанесены, они, вероятно, останутся с нами навсегда», — говорит Константин.

Их последняя надежда на то, что когда-нибудь будущее поколение сможет обрести мир.

«Слава Богу, — говорит Константин, — если следующие поколения смогут жить здесь в мире на нашей земле».