После шести десятилетий мудрости и инвестиционных бриллиантов новость из Омахи грянула как гром среди ясного неба.

Как написал один из акционеров Berkshire Hathaway после того, как Уоррен Баффетт объявил в субботу о своем уходе с поста генерального директора компании в конце года: "Даже зная, что это неизбежно, сегодняшнее заявление Уоррена стало шоком".

В эпоху неопределенности господин Баффетт был якорем стойкости. С момента, когда он возглавил Berkshire Hathaway — 10 мая 1965 года — крупнейшая тогда американская корпорация General Motors сменила 11 генеральных директоров. Крупнейший ритейлер Sears, Roebuck исчез. Сменилось одиннадцать президентов США (двое пережили импичмент, одного заставили уйти в отставку), а Coca-Cola изменила свою формулу, но господин Баффетт не изменил своей.

И дело не только в постоянстве. Акции Berkshire в тот майский день закрылись на отметке $18 за акцию. Когда он объявил новость об уходе, их стоимость превышала $809 000 — почти в 45 000 раз выше. За тот же период промышленный индекс Доу-Джонса вырос всего лишь менее чем в 45 раз.

Для непосвященных это означает, что его результаты буквально в тысячу раз превысили показатели главного американского индекса. Господин Баффетт был лучшим инвестором в истории — без вариантов. Но, как я писал 30 лет назад в его биографии, "Цифры сами по себе не объясняют ауры". Поскольку его результаты отражают многолетнее управление инвестициями Berkshire, он также входит в число величайших корпоративных лидеров.

Речь не только о математике (Илон Маск богаче), но и о качестве его работы. Перефразируя знаменитое высказывание Дж. П. Моргана-старшего, с которым часто сравнивают господина Баффетта, это был его характер.

Господин Баффетт всегда выделялся на Уолл-стрит, потому что избегал частых махинаций, корыстных сделок и жадности (и двуличия, которое их сопровождало). Он почитал институты капитализма; в особенности он относился к обязанности руководителя перед акционерами как к священному долгу.

Чтобы его не обвинили в нарушении этого доверия, он ограничил свою годовую зарплату суммой в $100 000. Он никогда не брал опционы на акции (нечестный инструмент, с помощью которого генеральные директора присваивают часть бизнеса у акционеров, чьими фидуциариями они являются). В корпоративной Америке это делало его практически уникальным.

Сегодня так много институтов кажутся ослабленными, что чувство потери от этой новости выходит за рамки просто бизнеса. Где в Конгрессе, СМИ или правительстве есть лидер такого принципа?

Вот почему Джейми Даймон, глава JPMorgan Chase, мог сказать с допустимой гиперболой: "Уоррен Баффетт представляет собой все хорошее в американском капитализме и самой Америке".

На Уолл-стрит самой отличительной чертой господина Баффетта (помимо чистого мастерства) была его верность тому, что провозглашают многие лидеры, но чего придерживаются немногие: непоколебимая сосредоточенность на долгосрочной перспективе.

Совсем недавно, на ежегодном собрании Berkshire в субботу, когда он объявил о важной новости, господин Баффетт ответил на вопрос акционера о том, предпринимает ли он шаги по хеджированию влияния колебаний валютных курсов на квартальную или годовую прибыль компании. С изумленной улыбкой и одной из своих фирменных лекций он сказал: "Мы не делаем ничего, основываясь на его влиянии на квартальную и годовую прибыль". Он добавил: "Важно то, где мы будем через пять, 10 или 20 лет".

Это звучит просто, но лишь исчезающе малая часть людей могла игнорировать сиюминутные веяния, краткосрочные отвлекающие факторы. Его способность видеть дальше следующего набора цифр так же редка в бизнесе, как и в политике. Это требовало внутренней системы ценностей, готовности мыслить самостоятельно.

Вопреки тому, что часто пишут, крупнейшие успехи господина Баффетта не были основаны на привилегированном доступе. Он инвестировал в Coca-Cola в конце 1980-х и в Apple, начиная с середины 2010-х, основываясь на своей оценке общедоступных данных. У каждого инвестора на планете была та же информация.

Это были фирменные шаги — крупные, но хорошо обдуманные — примечательно игнорирующие фетиш Уолл-стрит на диверсификацию. Одно из его любимых изречений заключалось в том, что инвесторы вкладывали бы деньги мудрее, если бы им при рождении сказали, что они могут принять только 20 инвестиционных решений. Как и многие его лучшие высказывания, это был также комментарий о жизни. Избирательность требовала смелости, личной ответственности.

Он жил именно так. У него не было корпоративных "помощников". Его правая рука, Чарли Мангер, был "звуковой доской", но господин Баффетт говорил сам за себя. Я иногда звонил (он даже сохранил тот же номер) и сразу же попадал к нему. Я никогда не слышал: "Он на совещании".

В 1991 году господин Баффетт был привлечен для спасения Salomon Brothers, банка с Уолл-стрит, погрязшего в скандале. Ему противостояла подозрительная пресса, большинство из которых никогда не встречали так называемого "волшебника из Омахи", а некоторые принимали его за деревенщину. Он обезоружил их "за минуту на Уолл-стрит"; он сказал, что ответит на их вопросы "в манере человека, никогда не встречавшего адвоката".

Я вспомнил об этом в конце 2023 года, когда три президента университетов, столкнувшись с крайне враждебными допросчиками в Конгрессе, отступили за юридические формальности. Это не для того, чтобы занять чью-либо сторону — лишь чтобы указать, насколько редок такой лидер, как господин Баффетт.

Это объясняет самый любопытный аспект его известности — ежегодное паломничество тысяч "культистов" Баффетта и других акционеров на его "капиталистический Вудсток" в Омахе. Как и бесчисленные высокопоставленные лица, которые звонят ему лично, его поклонники искали не приукрашенные ответы, подаваемые с его фермерской простотой (и острым умом). А некоторые искали вдохновения.

Хотя его "проповеди" иногда затрагивали политэкономию (его недавняя защита торговли была жемчужиной простоты), он разочаровывал тех, кто хотел, чтобы он высказался о политике. Он предпочитал действовать в пределах, как он говорил, своего "круга компетенции".

Во время финансового кризиса 2008 года он помог поддержать финансовую систему США, инвестировав в Goldman Sachs. Он делал подобное и раньше — бросался туда, откуда бежали другие. Вкупе с его часто выражаемой верой в будущее Америки, его усилия казались капиталистической версией "национального одеяла безопасности". Никто другой не мог дать такого одобрения. То, что он уйдет в возрасте 95 лет, не пересидев, усиливает ощущение его незаменимости.

У нас всегда был Уоррен Баффетт как страховка. До конца этого года, когда его не будет.